Документальные фильмы, которые стоит увидеть хотя бы раз в жизни

Один из главных отечественных фильмов в истории кино и однозначный памятник 1920-м, где каждый режиссер был первопроходцем, экспериментатором и теоретиком. «Киноглаз» Вертова, оператора Михаила Кауфмана и монтажера Елизаветы Свиловой пытается уловить ритм жизни обычного человека раннего СССР — с утопическими надеждами на беспристрастность камеры и силу механического зрения. Пробуждающиеся и торопящиеся, танцующие и работающие жители Киева, Одессы и Москвы складываются в фантастический узор упорядоченного хаоса большого города и, если шире, общества будущего. Практическое пособие по монтажу и созданию ритма в абсолютно немом фильме, «Человек с киноаппаратом» неоднократно озвучивался — лучшие версии принадлежат Майклу Найману и группе The Cinematic Orchestra, совместившей пляски черного и белого с современным джазом, который только подчеркивает всесилие киноглаза.

Биография одного из главных энтузиастов по защите природы Тимоти Тредуэлла, посвятившего жизнь спасению гризли от влияния человека и воспитанию ответственного отношения к окружающей среде. В 2003 году он и его девушка, тоже исследовательница, были убиты медведями во время съемки документальных материалов о подготовке гризли к спячке: именно осенняя охота за питанием делает гризли особенно опасными для человека. Из сотни часов съемок гризли, которых Тредуэлл считал не просто своими братьями меньшими, а друзьями и компаньонами, Херцог смонтировал фильм, включив в него интервью с членами семьи зоолога, другими учеными и местными жителями. Потрясающий саспенс, итог которого всем известен еще в начале фильма, — пример работы Херцога с темой смертельной опасности. Важный для него конфликт веры и инстинкта самосохранения и здесь выходит на передний план: Херцог снимает о человеке, чей энтузиазм превращается в одержимость, а вдохновенный идеализм не выдерживает никакой проверки реальным положением вещей.

В самом многонациональном нью-йоркском районе Джексон-Хайтс зреют перемены: местные хозяева недвижимости задирают цены и, кажется, скоро через каждую улицу можно будет встретить привычный супермаркет и Starbucks вместо магазинчиков и закусочных. Многообразный, хаотичный, наполненный людьми всех религий и происхождений, Джексон-Хайтс постепенно сдается под натиском глобального капитализма, а американский классик документального кино Фредерик Уайзман за этим наблюдает. Уже 50 лет он регистрирует меняющуюся Америку — без закадрового текста и говорящих голов снимает сложную и непостижимую жизнь вокруг себя: от Университета Беркли до старшеклассников в 60-е. Здесь он обращает внимание на то, как устроены горизонтальные связи и анархическое самоуправляемое сообщество. Муниципальный политик и открытый гей, участник прайда. Курсы вождения и языка для таксистов-иммигрантов. Бабушки, переживающие за местный садик. Участники кружков развития. Уличные музыканты. Собрание обеспокоенных дольщиков. Собрание обеспокоенных нелегалов. В камере Уайзмана всем дают высказаться и всем находится место: так выглядит неуправляемая, вдохновляющая, сложная жизнь вокруг нас, построенная на тысяче маленьких договоренностей.

Часто называемый одним из лучших документальных фильмов в истории, эксперимент 80-х от французской легенды Криса Маркера — кино о природе памяти, свежести впечатления и постоянном внутреннем монологе, сопровождающем путешественника и исследователя. Эссе Маркера отображает несколько географических и эстетических полярностей — технологизированную Японию, коммерческую Америку, стихийную Исландию и все еще дикую Гвинею-Бисау, под виды которых женский голос зачитывает вымышленные письма от ненастоящего оператора фильма со сказочным именем Сандор. «Без солнца» — фильм-дневник, который, как поэзию, бессмысленно пересказывать своими словами: иначе придется подбирать правильные выражения для зернистости пленки, контраста и занесенной вулканическим песком деревни, в которой автор оказывается в начале и конце фильма. Лучшее продолжение Маркера — дневниковые фильмы Йонаса Мекаса, где невидимые ежедневные переживания возвращают послевоенному человеку радость, непосредственность переживания и теплоту невидимого опыта.

В 60-е было два главных фильма о музыкальных событиях — «Вудсток» и «Монтерей Поп», снятые с разницей в один год. В «Монтерее» (на счету режиссера — фильмы о Бобе Дилане, Джоне Ленноне и Дэвиде Боуи) очевидно, что толпа «лета любви» еще не превратилась в наводнение раздетых людей, одетых по хиппи-моде. «Монтерей Поп» — фестиваль, на который приехали в первую очередь из-за музыки, а уже во вторую — из-за кайфа и природы, регистрирует переход в другое качество и новый масштаб Дженис Джоплин, Рави Шанкара, The Who и Саймона и Гарфанкела. Сидящие на стульях и осторожно танцующие на небольшой площади молодые ребята — в первую очередь, интеллектуалы и продвинутые модники своего времени, купившие билеты на запуск любимой субкультуры в космос. Как это часто бывает с архивными съемками, наблюдать за макияжем и укладками обычных гостей фестиваля едва ли не интереснее, чем за сценическими конвульсиями Таунсенда или гитарой Джими Хендрикса. Вечный, заряжающий и 50 лет спустя и неповторимый фильм из самого сердца интереснейшего времени.

В маленьком британском домике авторы фильма находят пожилую Фриду — девушку, которая работала машинисткой и, будучи еще подростком, стала хранительницей фан-клуба The Beatles. С первого дня, когда группа выступала в ливерпульских подвалах, до распада, когда в студию прислали десятки тысяч фанатских сожалений, Фрида проводила с битлами очень много времени: как невидимая героиня комедий Ричарда Лестера, сопровождая их на звездном пути. «Старая добрая Фрида» — нежный фильм о дружбе, о соседстве звездной жизни и незаурядной жизни и о том, почему мир, включая Фриду, был по уши влюблен в The Beatles. Отличница, тихая мышка и большая душа, 70-летняя Фрида вспоминает свингующие 60-е и смотрит на приключения молодости с дистанции своей ничем не примечательной британской жизни. Бывшая секретарша, которую можно найти на половине снимков группы, рассказывает непосредственную и очень живую историю поколения и супергруппы без нарциссизма и спекуляций.

В конце 80-х Дженни Ливингстон несколько лет наблюдала за субкультурой балрум-танцев, популярных в первую очередь среди бедных и непривилегированных жителей Нью-Йорка: афроамериканцев и латиноамериканцев, преимущественно геев и трансгендеров. Местные конкурсы и закрытые клубы, маргинальные компании и дневные работы — все это осталось в объективе режиссера в виде потрясающих архивов зернистой пленки и беспрецедентным кодом доступа. Ничего настолько же интересного по колориту, яркости персонажей и антропологической точности в музыкальной подпольной документалистике долгое время не было. Пока пара европейцев снова не отправились в Штаты, чтобы встретить знаменитых танцоров, которые изобрели вогинг — то, чем занимались в «Париж горит» и что стало основой эпохального видео Мадонны «Vogue». Большинство из них выросли из контекста балрума и в подтанцовке Мадонны наконец обрели всемирную славу и невероятные гонорары. Документалисты «Прими позу» встречают их через два десятилетия после триумфа, эпидемии СПИДа, мировых турне и хроник красивой жизни. Как часто бывает в таких случаях, встреча однополчан многое говорит о поколении, ушедшем времени, непоправимости и силе личного выбора: две смерти, нищета и всемирная известность, дискриминация и спокойная зрелость — в каждом из героев «Прими позу» отражается десяток возможных сценариев для известного танцора начала 90-х, где делить сцену с Мадонной — или самое начало, или пик жизненного пути.

Сиксто Родригес — один из многих детройтских музыкантов на американской сцене 60-х — совершенно затерялся в лавине талантов, накрывших Штаты во времена борьбы за гражданские права. Сын трудовых иммигрантов из Мексики и шестой ребенок у родителей, Родригес выпустил несколько альбомов, так никогда и не прославившись. Зато его пластинки стали невероятно важными для Южной Африки, переживающей эпоху сопротивления апартеиду, — альбомы Родригеса были у каждого активного и сознательного молодого человека вне зависимости от цвета кожи. В середине 90-х растворившегося в неизвестности музыканта пытаются найти, чтобы пригласить его в ЮАР в качестве почетного гостя, а заодно перезапустить карьеру, которая не случилась в свое время. Фильм Малика Бенджеллула, снятый на последние деньги и голом энтузиазме, — потрясающий аргумент о роли человека в истории: ничего не подозревавший Родригес внес вклад в совершенно чужое для него сообщество и стал символом больших перемен на другом конце света. Главный герой много лет спустя с историями разбитой мечты, случайных подработок и маргинальной зрелости — настоящий самородок и доказательство того, как музыке по силам менять мнения и жизни других.